потом я сломала ветку орешника.
то есть, чтобы было понятно:
мне было двадцать восемь, и у меня
был дешевый коньяк и паста со вкусом мятным,
чтобы не было заметно при свете дня,
как я тоскую, как я мечусь ночами
под гул артиллерии и плач моих галлюцинаций.
у меня была тонна злости, вагон печали,
мои боги и звери мои молчали,
и друзьям становилось страшно, когда я начинала смеяться.
но потом я сломала ветку орешника.
когда мне было десять, я играла за Робина Гуда,
и тогда я не боялась совсем ничего.
ни чужих мальчишек, ни собак, потому что чудо
защищает тебя, ставит метку тебе – ты свой.
и я сломала ветку орешника
и я перевязала ее веревкой
и я наломала из дуба стрел,
обычных стрел, без наконечника и неровных,
но если ты был Робин Гудом и если стрелять умел,
то ты не разучишься, даже когда ты умер,
и я прицелилась и выстрелила в дракона,
и в черного человека в черном костюме,
и в звуки артиллерии за балконом.
и все они рассыпались, стали золой и ветром,
и не было больше ни страха, ни смерти
потому что я сломала ветку орешника.