Это детство такое: выходишь вечером из реки,
а в низине туман. И он заливает коров,
их мычание, и тебя: голого, острые позвонки,
и пупырышки на руках и ногах. И закат бордов —
значит, будет ветреный день. Пахнет поле парным молоком,
а вернешься – и выпьешь кружку, теплое будет еще,
но пока не домой, пока что – среди цветков,
пахнущих на закате остро и горячо.
Сколько лет я пытаюсь вернуться в этот чертог,
в синеискрые эти бессмертники, серебристую эту полынь,
да какая-то я не такая, что-то со мной не то,
моя кровь теперь кровь, а не серебро и стынь.
Но ведь где-то он должен быть для таких, как я, —
для потерянных, ненужных, лишних бродяг –
эта песня лягушек и вечерний запах ручья,
и к парному идет молоку человек-дурак.