***

1.
Он говорил: мне хорошо с тобой,
и Петербург декабрьский черно-белый
дрожал в прямоугольнике окна.
И это, может, и была любовь:
вот так, всем телом ощущая тело,
существовать в зиме на грани сна.

И я лежала там его обняв,
на односпальном узеньком матрасе
в мансарде в подчердачном этаже,
и эта праздность в середине дня,
и голуби в своем воздушном плясе,
и нежность, непривычная уже, —

со мной остались вечной тишиною.
Но на ветру дрожали провода —
как будто плакали над ним и надо мною
как будто время отмеряла нам вода.
Люблю, — я говорила, — навсегда,
и я не знала, что это такое.

2.
Чапай не выплывет, хоть сколько ни смотри.
Он тонет, он пускает пузыри,
а ты в двадцатый раз включай киношку,
в надежде, что теперь-то уплывет,
на берег вылезет и долго проживет,
ну, может быть не долго — хоть немножко.

Чапай не выплывет, прости меня, прости,
и нежность настоящая почти
была, и даже думалось: могли бы.
Но фильм всегда кончается одним,
Чапай не выплывет, река течет над ним,
Чапай на дне, его объели рыбы.

И снег идет, над городом зима,
И желтым загораются дома,
и кто-то по морозу тащит ёлку,
поскольку скоро будет Новый год,
мы загадаем счастье наперед,
большое, настоящее, надолго.